Готу посвящается

Дождь был противным, холодным. Он лился за шиворот прохожим и барабанил по крыше автобуса, мчавшегося по одной из улиц большого города. Внутри, впрочем, было тепло. Но мальчик мерз, просто глядя на дождь.

В такую погоду не уходят из дома.

– Где твой билет, мальчик? – грозно спросила очень строгая тетенька в серой форме. Она нависла над ним. Она торжествовала. Она была уверена, что нашла нарушителя.

Мальчик показал свой билет. Обычный билет на одну поездку в автобусе, троллейбусе или трамвае. Немножко испачканный и помятый, но зато пробитый.

Контролерша увяла. Она взяла билет и повертела его в руках, потом, покосившись на мальчика, буркнула:

– Как на улице нашел…

– Нет, что вы, – убедительно сказал мальчик. Контролерша смирилась. Теперь она подозрительно оглядывала самого мальчика. Почему-то он был мокрый и очень, очень грязный. В отличие от билета, который все это время лежал в кармане.

– В футбол играл, – почему-то заключила тетенька. – Вот такие вот людям окна разбивают, а потом в автобусах разъезжают!

– Нет, что вы, – повторил мальчик и почему-то вздохнул. Наверное, у этой недовольной контролерши кто-то разбил окно футбольным мячом. Теперь она возвращалась домой, в неуютную холодную квартиру, где все уже спали, а кто не спал – лучше бы уж уснул до ее прихода, потому что она приедет домой, где к ней навстречу выбежит маленькая скитти, никем не любимая, и мяукнет, требуя еды, и в коридоре ее будет ждать почти взрослая дочь, которая опять не помыла посуду и нагрубила отцу, а сын, сидящий за компьютером, даже не выйдет из комнаты, чтобы встретить ее, а муж будет храпеть перед телевизором, и возле дивана будет стоять целая гора бутылок из-под пива, и хорошо, если только из-под пива…

Интересно, она когда-нибудь была счастливой в самый тусклый и дождливый день?

Наверное. Но она давно забыла, как это делается.

Мальчик снова вздохнул и отвернулся. Смотреть на дождь было чуть-чуть легче.

С шорохом растворились двери. Сзади раздались легкие шаги. Мальчик знал, что ошибется, но все-таки обернулся. Но это была всего лишь девушка в блестящем от влаги плаще. Она плюхнулась на кожаное сиденье неподалеку от мальчика. С ее волос капало, и с ее короткого плаща капало, и на полу образовалась небольшая лужа.

– Ваш билетик! – обрадовалась контролерша. Девушка показала небольшую цветную карточку – проездной – в футляре. Контролерша с опечаленным видом удалилась, и девушка тихонько засмеялась.

– Дождь, – сказал мальчик, обращаясь к ней.

– Дождь! – весело откликнулась девушка. На вид ей было лет восемнадцать. Мальчик решил так, потому что девушка была чем-то похожа на его знакомого, рыжего второкурсника Кая.

Сзади оживились. Люди будто бы впервые слышали про то, что на улице дождь. Люди стали переговариваться, на тридцать разных голосов обсуждая льющуюся с неба воду. Люди так любят говорить про погоду.

– Скажите, а вы сейчас счастливы? – спросил мальчик.

– Наверное, да. Да, счастлива, – не сразу ответила девушка. – А почему ты спрашиваешь?

Она теперь тоже смотрела на дождь и ежилась от холода, глядя на озябших пешеходов.

– Ну, вот сейчас дождь, и все сидят хмурые. А вы не такая… кажется.

– Это потому что они мерзнут, – рассудительно сказала девушка. – Они придут домой, залезут в горячие ванны, согреются и перестанут сердиться на себя и на всех.

– Значит, чтобы все были счастливы, нужно, чтобы всем было тепло? – быстро спросил мальчик.

– Ну да, – согласилась девушка. – А разве не так?

– А вот вам сейчас тепло? – спросил мальчик, глядя на ее короткие волосы. Они потемнели от воды и падали на лицо и уши слипшимися прядями.

Несколько секунд девушка молчала, словно не знала, что ответить, но потом рассмеялась:

– Тепло! Меня только что обнимал очень-очень хороший человек, и мне до сих пор даже жарко.

Мальчик отвернулся к окну и стал выводить на запотевшем стекле рожицы. Потом, не оборачиваясь, он спросил:

– А если бы он сейчас позвонил вам и сказал, что вы больше не увидитесь, потому что он так хочет? Вы бы смогли бы снова согреться?

– Ты странный глупый мальчишка, – сердито сказала девушка и замолчала. Наверное, она всегда боялась этого в глубине души, и вопрос мальчика заставил ее вспомнить все страхи. Мальчик несколько мгновений смотрел на отражение ее нахмуренного лица в оконном стекле, но вскоре перестал замечать его. Дождь снова был единственным спутником мальчика. С ним, по крайней мере, не было скучно. В отличие от людей, дождь всегда хранил какую-то тайну, и мальчик не торопился ее разгадывать. Так интереснее.

Двери автобуса снова открылись. Новая остановка, и снова она была ненужной. Не нужной мальчику. Он обернулся и тоскливо взглянул на дверь, надеясь, что ошибается. Но по ступенькам поднимались, сворачивая зонтики, двое пожилых людей. Они шли, разговаривая о чем-то своем. Мальчик мысленно попросил их сесть где-нибудь рядом – эти двое сдержанно улыбались.

Один из них, в черной шляпе, держащий в свободной от зонта руке трость и похожий этим на какого-нибудь лондонского джентльмена, опустился на сиденье между девушкой и мальчиком. Другой, лысый и с бородой, в разбухшей от воды куртке, присел возле первого и отчетливо сказал:

– Но ведь у поливирла должна быть очень высокая самооценка, чтобы он захотел стать политодом, иначе никак…

– Дяденьки, а вы сейчас счастливы? – громко спросил мальчик.

– Не слушайте его, – фыркнула девушка, – он псих.

– Ну, почему же… – задумчиво поскреб лысину Борода. – Интересный вопрос, знаете ли.

– Чтобы ответить на него, нужно прежде всего знать, что в вашем понятии "счастье", молодой человек, – заметил Англичанин. – Все толковые словари определяют это по-разному, и надо сказать, что, будучи сложенными вместе, эти определения составляют довольно противоречивую картину…

– Еще не забывайте о пословицах и поговорках, – добавил Борода. – Это же кладезь народной мудрости!

Англичанин поморщился:

– Опять разговор про… народ. Любите вы все его…

– А за что мне его не любить? – резонно спросил Борода и сказал, уже обращаясь к мальчику:

– Подумайте, что вы хотите сказать этим, подумайте хорошенько. Только тогда мы сможем найти ответ.

– Ну… я не знаю… – растерялся мальчик. – Это когда улыбаются. И когда делаешь что-то и не устаешь. И когда хочется, чтобы всем было хорошо.

– А! Я понял вас, молодой человек! – поднял вверх указательный палец Англичанин. – Для вас счастье в работе, как и для всякого разумного существа.

Девушка отчетливо хихикнула.

– Он имел в виду любимую работу, – подмигнул ей Борода. – Ведь что, в сущности, может быть более приятным, чем принесение пользы людям?

– Принесение пользы отдельным, любимым людям, – быстро нашлась девушка.

– Это молодость, – сокрушенно сказал Англичанин, и оба ученых – мальчик уже не сомневался в том, что они ученые – покачали головами. – Когда вы станете постарше, юная леди, вы поймете, как быстро проходит то, что вы называете любовью, и что является всего лишь сложной химической реакций в наших организмах…

– Как грубо и пошло! – воскликнула девушка. Мальчик увидел, что она сжимает в пальцах маленький кулончик с самоцветом. Наверное, подарок того очень-очень хорошего человека, который обнимал ее на остановке (и, кстати, даже и не подумал проводить ее до дома или хотя бы дать свою куртку, чтобы девушка не простудилась). Присмотревшись, мальчик понял, что это действительно от него, а еще – что девушка несчастна рядом с ним, потому что он заставляет ее поступать так, как он хочет. Но кулончик все-таки жег девушке пальцы, и она не верила, не хотела верить, что этот жар – всего лишь результат химических превращений, помноженных на ее богатое воображение.

– Но это правда, – возразил Борода. Его голос почти заглушил ливень – двери автобуса снова открылись, и салон наполнился шумом дождя и вздохами облегчения новых пассажиров. Они еще не верили тому, что вырвались из цепких лап ливня.

– Скажите, а что вы изучаете? – спросил мальчик. Борода и Англичанин переглянулись:

– Изучаем?

– Ну, вы же ученые? – уже без особой уверенности сказал мальчик. Стоило ему приглядеться – и он увидел за Бородой столы, покрытые белоснежными скатертями и заставленные тарелками. От них пахло, как от настоящих, и мальчик сглотнул. Что касается Англичанина, он любил стучать указкой по доске и привык дышать смесью пыли, меловой крошки и тоски…

– Нет, что вы, – засмеялся Борода. – Я повар. Готовлю в ресторане уже тридцать пять лет. А Алек – школьный учитель, преподает физику, между прочим.

– Старики любят поговорить о науке, – засмеялся Алек-Англичанин. У него были крупные лошадиные зубы и сухой смех, похожий на кашель. – Не обижайтесь, молодой человек.

Старики любят поговорить о погоде, подумал мальчик и крест-накрест зачеркнул одну из рожиц на окне. Эти двое понравились ему, но так и не смогли дать ответа на его вопрос. Только взрослые могут думать, что они что-то меняют в этом мире к лучшему.

– А почему тебя так интересует счастье? – вдруг спросила сидящая рядом девушка. Она недоумевающе смотрела на одну из рожиц на стекле. Видимо, узнала в ней себя. Мальчик торопливо стер рисунки и угрюмо сказал:

– Оно не меня интересует. Но из-за того, что оно меня не интересует, у меня одни неприятности.

Девушка не поняла. Она неопределенно пожала плечами и поднялась с кожаного сиденья. Видимо, была ее остановка.

– Удачи… – вдруг сказал мальчик. Он смотрел на нее, не отрывая глаз, и видел, что послезавтра все опасения этой девушки обретут под собой основания, а еще через две недели она будет счастлива с другим и, может быть, даже выйдет за него замуж. – Пожалуйста, постарайтесь не грустить послезавтра.

Девушка вздрогнула. Мальчик не знал, что должно было случиться у нее послезавтра, но понял, что девушка что-то подобное чувствовала. Она быстро подошла к мальчику, опустилась перед ним на корточки и как-то по-детски испуганно спросила:

– Кто ты? Кто ты, мальчик?

– Ваша остановка, – вместо ответа сказал мальчик, и девушка подчинилась его неозвученному приказу. Она встала и, не оглядываясь, покинула автобус, но мальчик еще долго чувствовал, как ее испуг пронзает каждую клеточку его тела.

Старики напротив ничего не заметили. Они увлеченно обсуждали очень важный вопрос: может ли в хвойном лесу возникнуть лиственный камень? Возможно, в этом и было их счастье.

Незнакомый парень опустился на сиденье рядом с ним. Мальчик оглядел его и вздрогнул.

Этот человек был счастлив. Он прижимал к груди небольшой сверток, завернутый в клеенчатую материю, и улыбался.

Возможно, он знал?..

– Скажите… – прошептал мальчик. Парень повернул на него голову и неловко улыбнулся:

– Да?

Все в нем было каким-то неуклюжим, тяжелым. Он напоминал одного из тех людей, которые приезжают на ревущих железных конях на концерты и доводят себя до изнеможения, прыгая и крича под музыку, состоящую практически из одних ударных да электрогитары. Еще один взгляд позволил мальчику увидеть этого парня сидящим на мотоцикле. Точно – байкер…

– Вы… счастливы? – спросил он жалобно. Брови Байкера медленно поползли вверх, и мальчик поспешно добавил:

– Пожалуйста, скажите… Мне очень нужно…

Байкер вдруг коротко рассмеялся:

– Вполне. Если учесть, что час назад я почти покончил с собой.

Мальчик не поверил. Он подскочил на сиденье:

– Но как же так! Вы совсем не похожи… то есть, я хочу сказать, что вы никак не могли этого сделать!

– Мог, – Байкер улыбнулся. – Но не смог. Понимаешь, я потерял все…

Мальчик внимательно слушал. Теперь к картинкам в его голове прибавилась еще одна – с изображением Байкера, равнодушно глядящего на город с подоконника пятнадцатого этажа, и он понимал, что парень не обманывал.

– …все. Меня выгнали из института – я завалил экзамен по физике, и пересдачу тоже завалил.

– Потому что физику нужно любить, молодой человек, – вмешался Англичанин, и мальчик только теперь понял, что старики внимательно слушают их разговор. – Без этого – никак, физика – наука капризная.

Байкер бросил на говорящего неприязненный взгляд и продолжил:

– Вернувшись домой из института, я увидел, что дверь распахнута, а в квартире – пусто. Пока меня не было, из моей квартиры вынесли все. Все, что у меня было, все, что я заработал сам. На месте не было и покеболла с Каори – моим пиджеотто. У меня остались только кровать, фанерный стол и ванна с туалетом. Все. Я тогда побродил по комнате и решил, что жизнь моя кончена. И шагнул на подоконник, и взглянул на наш город с высоты, и вдруг почувствовал, как на меня что-то смотрит. Обернулся – а там на кровати сидит плюшевый мишка и смотрит на меня глазками-пуговками, грустно так. И я вспомнил, что этого мишку мне подарила две недели назад одна девушка, очень хорошая девушка, которую я все время обижал тем, что не обращал на нее внимания. И тогда я слез с подоконника…

– И взяли мишку? – тихо спросил мальчик. Байкер улыбнулся:

– Да. И теперь я еду упрашивать эту девушку стать моей женой. И даже если она не согласится, я все равно уговорю ее. Потому что если бы не она, я бы сейчас лежал на асфальте бездыханным трупом.

– А вы не боитесь, что она не будет счастлива с вами? У вас же ничего не осталось… – спросил мальчик и затаил дыхание. Байкер недоумевающе развел руками:

– Это все наживается, мальчик… Самое главное – это то, что вдвоем всегда лучше, чем одному.

– Вдвоем всегда лучше, чем одному… – повторил мальчик. – И вы будете счастливы вдвоем?

– Да, – решительно сказал Байкер и поднялся. – Я сделаю так, чтобы мы были счастливы. Спасибо, что выслушал меня, мальчик. Удачи тебе.

– Прощайте… – шепнул мальчик и долго смотрел, как Байкер спускается по лесенке и идет прочь по мокрой улице, сжимая в руках сверток, в котором – мальчик теперь знал это – лежал плюшевый мишка, спасший ему жизнь. А когда автобус миновал еще две остановки, мальчик тоже вышел из автобуса и быстро пошел, не глядя под ноги. Вода в лужах прогибалась под его весом, но выдерживала, не давала мальчику упасть. Струи дождя тоже миновали мальчика, образовав над ним что-то вроде не пропускающей воду полусферы. Это странно и страшно, должно быть, смотрелось со стороны, но по сторонам мальчик тоже не глядел. Взгляд его темно-синих глаз был устремлен прямо вперед, и если бы кому-то постороннему сейчас взбрело в голову следовать этим же мокрым темным переулком, он бы увидел, как под этим взглядом раздвигаются деревья, расходятся в разные стороны, освобождая путь, дома, взметываются, чтобы лечь на землю единым ковром, первые листья, покинувшие свои ветви этой осенью.

Мальчик шел.

Он проходил через бедные и богатые, жилые и торговые, нарядные и вопиюще безобразные кварталы. Люди не замечали его, а кто замечал, тот сторонился странного ребенка, которого не трогал даже дождь. И когда мальчик дошел до дома, прямо над которым сгустилась тяжелая грозовая туча, он увидел, как где-то неподалеку в подворотне мелькает ярко-красная косынка. Чьи-то босые ноги шлепали там по холодным лужам. Тогда мальчик остановился, вытянул руки ладонями вперед и жалобно попросил:

– Летти, послушай… Ты спрашивала, чем мы хуже людей. Ты хотела узнать, можем ли мы быть счастливы, как люди. Тебе нравятся их улыбающиеся лица, ты мечтаешь быть похожей на них и испытать человеческое счастье, но вместо этого к тебе приходит только грусть…

Шлепанье прекратилось. Стало тихо – ни звука.

– Тоже – совсем человеческая… Летти, я пытался узнать, что такое счастье. Я болван, я так ничего и не узнал… Но знаешь, что я понял?

Темнота молчала. Не дожидаясь ответа, мальчик продолжил:

– Я понял, что все они хотят оставаться собой, а не притворяться кем-то еще. Даже самые жалкие из них изо всех сил стараются сохранить что-то свое. Я видел девушку, которая расстанется со своим парнем, потому что уже не любит его – он мешает ей быть собой. Я видел двух стариков, которые до сих пор не расстались с детской мечтой знать все о мире. Я видел несостоявшегося самоубийцу – он не шагнул из окна, потому что понял, что потерял еще не все. Его соединяла с этим миром тоненькая-тоненькая ниточка – плюшевый мишка, которого ему когда-то подарила одна знакомая девушка. И, знаешь, Летти, он понял, что хочет быть с ней. Потому что этот мишка был единственным, что у него осталось. Что от него осталось.

Тишина.

– Я понял, почему ты так любишь людей. И я стал их любить – я тоже хочу всегда оставаться самим собой. Я не знаю, счастье это или нет… Но когда мы вместе – мне хочется улыбаться.

– Лот… – всхлипнули в темноте, и две маленькие руки обняли его за шею.

– Сестренка… – мальчик подхватил ее, мгновенно ощутив, какая же она промокшая, дрожащая и уставшая от собственных тягостных раздумий. Он прижал девочку к себе, без труда оторвав от земли, такую легонькую. Он неумело смеялся, в первый раз в жизни, сначала с легким удивлением прислушиваясь к звукам, издаваемым его гортанью, а потом – весело и от души, и Летти уже смеялась вместе с ним, и ее тонкий голосок серебристым звяканьем разносился над спящим городом, и люди вдруг переставали видеть кошмары во снах, люди отрывались от книг и телевизоров, чтобы подойти к окну и с изумлением взглянуть на этот дождь. Да, дождь все еще шел, и там, где он падал, из земли, дерева, камня и даже металла вдруг выползали нежно-зеленые ростки, поднимались вверх, вспыхивали нежно-розовыми, лазурными и белыми цветами, и угрюмый осенний город вдруг встряхнул плечами и удивленно понял, что поторопился засыпать…

– Я буду собой, – шепнула Летти. – Идем, Лот.

Мальчик кивнул и в последний раз окинул город взглядом. Осень уже уползала в сторону, уступив место неожиданной весне, а та раскинула над городом радугу-арку, от края до края, и где-то за ней уже занимался рассвет. До свиданья, город, подумал мальчик. Мы еще вернемся, чтобы посмотреть, не уснул ли ты снова. Спасибо, что научил меня всему. Спасибо, что вернул мне сестренку.

Грозовая туча над самым высоким зданием в городе вдруг вздрогнула, и в ней, будто прорези, засияли два силуэта, через которые были отчетливо видны звезды и кусочек луны.

Латиос и Латиас взмыли вверх и скрылись в ночном небе.
Фибаска        18.09.04