Огненный поток

Ясное тёплое утро застало нас на лесной тропинке. Я шёл вместе со своим Чармандером к первому на нашем пути городу, где меня ждали первый в моей жизни зал и первый мой значок. Наш путь начался позавчера, на следующий день после того, как я получил своего первого покемона. В моей памяти ещё жил тот восторг, охвативший меня, когда мечта всей моей жизни, ещё недавно казавшаяся такой далёкой, начала осуществляться. Как и многие ребята в нашем городе, я мечтал о том, чтобы стать мастером покемонов, и с нетерпением ждал своего десятого дня рождения, после которого я мог начать путь. Я ещё отлично помнил радость, охватившую меня, когда я впервые увидел своего нового друга, когда посмотрел ему в глаза и понял, что он хочет того же, чего и я, когда взял его на руки и прижался к нему. Тогда я чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
        Я давно решил, что выберу именно Чармандера. Мне нравился огонь. Листья и вода — это ерунда, что они могут сделать? А вот огонь — это настоящая сила. Кроме того, когда Чармандер превратится в Чаризарда, у меня ещё и летающий покемон будет. Это так здорово — летать на покемоне, я много раз видел это на картинках, а пару раз даже по-настоящему, и решил, что связать жизнь с покемонами стоило бы, даже если бы полёт был единственной причиной.
        Получив покемона и необходимые для начинающего тренера предметы, я побежал домой, показать маме. Мой питомец ей сразу понравился. Это она придумала ему имя — Хиноко, что, по её словам, переводится с какого-то древнего наречия, как «дитя огня». Чармандеру имя понравилось, и он охотно на него откликался.
        И вот теперь, вспоминая всё это, я бодро шёл вперёд, к своему первому испытанию. Хиноко шёл рядом, а иногда я брал его на руки и поглаживал по спине, ему это нравилось. Солнце мелькало за деревьями, под его лучами блестели, переливаясь, едва заметные чешуйки Чармандера. Время от времени я заглядывался на них, а потом переводил взгляд на лицо покемона. Хиноко так преданно смотрел на меня, что я даже начинал стесняться. Я говорил ему, что мы всегда будем вместе и пройдём через все трудности вдвоём, что я никогда его не брошу, а он отвечал мне что-то на своём языке.
        Несмотря на то, что мы уже приближались к городу, я пока не пытался ловить других покемонов. Попадавшиеся нам на пути Видлы, Катерпи, да Пиджи меня не устраивали, мне хотелось поймать сразу кого-нибудь посущественнее. Лес уже заканчивался, но надежда меня не покидала.
        Потихоньку деревья начали редеть, справа заблестела речка, теперь тропинка проходила недалеко от берега. Я продолжал идти, но через некоторое время увидел нечто, заставившее меня приостановиться и быстро спрятаться за большой дуб рядом с тропинкой. Осторожно выглянув, я рассмотрел повнимательнее то, что меня изумило.
        Сомнений быть не могло. Шагах в двадцати от тропинки, уже на самом берегу, на большом камне мирно спал самый настоящий Голдак. Голдак! Я и мечтать не мог о таком покемоне. Развитая форма, мощные водяные ходы гармонично сочетаются с неслабыми психическими возможностями, такой покемон даст фору большинству противников, которые могут мне встретиться в ближайших городах. Многие тренера хотели бы заполучить Голдака, но далеко не каждому это удаётся. Мне же привалило двойное счастье — он крепко спит! Если напасть внезапно, мы легко поймаем его. Я не мог сдерживать головокружительный восторг, я уже буквально видел, как все восхищаются мной и моим Голдаком, видел лёгкие победы и множество значков.
— Ну, Хиноко, давай, вот твой звёздный час! Напади на него, огненный поток! — шёпотом скомандовал я своему покемону и посмотрел на него. Почему-то Хиноко не разделял моей радости, он боязливо поглядывал из-за моей ноги в сторону Голдака и умоляюще смотрел на меня.
— Ну же, ты чего? — удивлённо спросил я. — Почему меня не слушаешься? Вперёд!
        Однако вместо того, чтобы выполнять моё требование, покемон совсем спрятался за дерево и всё так же смотрел на меня. Я не понимал, чего он боится, ведь Голдак спит. Мне выдали трусливого покемона? И теперь из-за него я потеряю такой благоприятный случай, который, может, раз в жизни предоставляется? Я не мог этого так оставить.
— Нападай! — почти закричал я в злости, взял Чармандера в руки и буквально швырнул его в сторону противника.
        Всё произошло в считанные секунды. Чармандер резко развернулся ко мне, в его глазах уже не было той преданности, теперь там читалась обида вперемешку со злобой. Он открыл рот, и я в ужасе увидел, как на языке покемона зарождается из ничего маленький язычок огня, за мгновения вырастает в устрашающий ярко-алый поток пламени, и несётся ко мне.
        Я услышал свой крик, а затем мои ноги взорвались болью. Никогда раньше мне не было так больно, я даже не думал, что так бывает. Боль застилала глаза, сводила с ума, я чувствовал, что начинаю терять сознание. Последнее, что я запомнил — проснувшийся Голдак огляделся и посмотрел мне в глаза, а потом совершенно по-человечески укоризненно покачал головой и побрёл прочь.

* * *

Пришёл в себя я на больничной койке. Боль утихла, и теперь лишь гудела в ногах, не давая покоя. Я маленько приподнялся и увидел, что ноги почти полностью забинтованы. Палата была одноместная: койка, тумбочка, столик, окно, дверь. Я посмотрел в окно — солнце стояло высоко, уже должно быть прошло несколько часов с тех пор, как я потерял сознание. Если вообще сейчас тот же самый день.
        В палату зашла медсестра. Она обрадовалась, увидев, что я пришёл в себя, а я сразу засыпал её кучей вопросов. Оказалось, что действительно прошло несколько часов, в больнице уже давно закончился обед, а сама больница, как я и думал, находится в том самом городе, куда я шёл. Нашли меня почти сразу — несколько ребят шли мне навстречу из города, услышали крик и побежали на него. По словам медсестры, я лежал один, рядом никого не было, ребята сразу вызвали помощь.
        Я спросил, что со мной будет, ответ меня не сильно обрадовал. У меня ожоги второй степени, ноги заживут, но потребуется по меньшей мере месяц, а то и два. Хорошо, что я был в шортах, огонь их не зацепил. Штаны бы непременно загорелись, тогда ожоги могли бы охватить всё тело. Всё, что сейчас мне необходимо, уже было сделано, вечером меня перебинтуют, положат свежую мазь, поставят уколы. Сестра спросила, что со мной произошло, но я не мог этого рассказать. Придумывать ничего не стал, просто сказал, что не хочу об этом, настаивать она не стала. Она принесла мне еды на подносе, затем помогла сесть и ушла, оставив меня наедине с моими мыслями.
        Я ковырялся ложкой в макаронах и думал о происшедшем. Зачем? Почему всё так случилось? За что такая несправедливость? Утром я был самым счастливым человеком, у меня был первый покемон, всё было здорово, потом Голдак, казалось, что удача улыбается мне, и вот, на тебе. Прикован к постели на месяц, вдобавок остался без покемона. В то время как остальные начинающие тренеры будут сражаться в залах, мне придётся торчать здесь. И главное — это же позор, что я теперь маме скажу, и другим?.. Огонь — да, это сила, я уже ощутил это. Выбрал бы Сквиртла, было бы всё гораздо лучше, подумаешь, промок бы… И всё равно — зачем Хиноко так сделал? Разве я плохого хотел? Я хотел поймать сильного покемона, чтобы легче было побеждать в боях. Мне казалось, что Хиноко хочет того же, чтобы наша команда стала лучшей. Разве я виноват?
        Тяжёлые капли слёз стекали по моим щекам и падали на перевязанные бёдра. Всхлипывая я засовывал в рот ложку и нехотя проглатывал её содержимое. Я вспомнил лицо Чармандера перед тем, как он обратил свою атаку на меня, и вспомнил его умоляющий взгляд, когда я приказывал ему атаковать. Тут я понял всю свою ошибку, и мне стало страшно.
        Как наивно было хотеть поймать Голдака. Развитая форма, у него за плечами наверняка немалый опыт и немало сражений. Он проснулся бы ещё до того, как его бы настигла атака Хиноко. Да даже если бы и после — что сделает струя огня водному покемону? А вот совершенно тривиальный водомёт в ответ буквально уничтожит Хиноко. Посылать покемона в начальной стадии эволюции без опыта сражений против взрослого, эволюционировавшего покемона, вдобавок имеющего преимущество типа, оправдываясь лишь тем, что противник спит? Глупо, абсолютно глупо, ни один тренер не сделал бы такого. Даже, если это — финальный бой лиги и у тренера нет выбора, любой предпочёл бы просто сдаться, чем подвергать своего друга и питомца избиению.
        Я же знал всё это, почему тогда я так сделал? Желание обладать Голдаком вскружило мне голову, я просто забыл о Хиноко, как о друге, я думал о нём лишь, как об инструменте для поимки другого покемона. Я вспомнил, как обещал ему, что никогда его не предам. И вот — предал через три дня. Я поступил эгоистично, а тренер не может быть эгоистом. Какой теперь с меня тренер?
        Теперь всё стало на свои места — я сполна получил по заслугам, винить некого. Может, Хиноко был слишком жесток ко мне? Я посмотрел на ноги. Да, Хиноко сорвался, он обиделся на меня. Но если подумать не о том, что он сделал, а о том, что он мог сделать. Он маленький, но его сил бы хватило, чтобы просто спалить мне ноги. Похоже, что он быстро остановился, должно быть, он понял, что то, что он делает, это неправильно. Остановился бы я, будь я на его месте? Я боялся себе ответить на этот вопрос. А что стоило ему просто маленько поднять голову, ровно настолько, чтобы огненный поток пришёлся не на ноги, а на лицо? Он же смотрел прямо мне в глаза перед этим, в лицо ему было бы как раз проще ударить, получается, что он сам выбрал целью ноги. Да, Хиноко потерял голову от злобы, но не настолько, насколько я. Да и как можно сравнивать нас? Ведь я записался в его тренеры, а не наоборот, я просто обязан быть сдержаннее и подавать ему пример, а получается, что это ему надо тренировать меня.
        Давно уже я бросил обед и плакал, уткнувшись в подушку. Я думал, где сейчас мой друг, что с ним. Злится ли он ещё на меня? Наверно, уже перестал. Но он один в лесу, там полно опасностей, тот же самый пресловутый Голдак… Я не могу всё так оставить, надо идти, отыскать его, попросить прощения. Идти? Показалось, что болеть стало сильнее, как только я подумал об этом. Но я не могу оставить всё так, лежать, предаваясь угрызениям совести. Надо всё исправить, если ещё можно что-то исправить, если я всё оставлю как есть, зачем вообще дальше жить? Зачем мне здоровые ноги, если я предаю друзей?
        Я поднялся с заплаканной подушки, снова сел, преодолевая боль, вытер слёзы рукавом больничной пижамы. Еда остыла, но я решил всё доесть. Силы мне сейчас нужны больше всего остального. Доев, я посмотрел на пол и открыл тумбочку. На полу я нашёл свои сандалии, но одежды нигде не было. Ладно, обойдусь. Ступни у меня были практически в нормальном состоянии, однако обуваться было довольно тяжело — пришлось наклоняться, а на это ноги отозвались новой вспышкой боли. Обувшись, я попытался встать, это тоже было непросто. Я немного постоял на одном месте, пока не почувствовал, что стою довольно уверенно. Затем помаленьку, опираясь на стену, я начал продвигаться к двери.
        За дверью был длинный коридор, который заканчивался холлом с входными дверями. Сперва я шёл, держась за стену, потом попробовал идти просто так. При первом же шаге у меня закружилась голова, и я чуть не упал. Я вздохнул поглубже и попытался стоять ровно, сосредоточив все мысли на своей цели. Я представил себе Хиноко, это добавило мне сил. Закусив губу и максимально сосредоточившись, я сделал ещё один шаг.

* * *

Наверно, мне жутко повезло, что я смог покинуть больницу, и никого при этом не встретил. Когда я шёл, я совсем не думал о том, что меня может кто-то остановить, возможно, зря, но так или иначе, удача мне сопутствовала. Каждый следующий шаг давался мне всё лучше, я научился почти не обращать внимания на боль. Покинув здание больницы, и увидев на придорожных указателях название своего города, я убедился, что мне повезло вдвойне: больница была почти на окраине, как раз сюда я бы пришёл сегодня сам. Прихрамывая я пошёл в сторону леса по тротуару. Редкие прохожие с интересом смотрели на меня, но ничего не говорили.
        Вскоре тротуар закончился, превратился в тропинку и отделился от автомобильной дороги, ведя пеших путников по короткому пути, через поле в лес. Я почувствовал, что надо передохнуть, и сел на землю. От ходьбы бинты расползлись и мешали, я решил их снять. С этим пришлось немало помучиться, а, снимая последний слой, я едва сдерживался, чтобы не закричать — бинты с мазью прилипли к ногам, и отлеплять их было ужасно больно. Снимая бинты, я не задумался над тем, как выглядят мои ноги теперь, и смогу ли я на это спокойно смотреть, поэтому открывшаяся мне картина была полной неожиданностью. Кожа покраснела и покрылась огромными волдырями, заполненными какой-то прозрачной жидкостью, а кое-где стала совсем белой и послазила. Остатки мази на ногах завершали картину, превращая ноги в какое-то страшное месиво красок. Я закрыл глаза и глубоко вздохнул. В памяти ожили те ужасные секунды, как наяву я увидел озлобленный взгляд Хиноко.
— Нет! — почти закричал я и замотал головой, пытаясь отогнать видение. — Нет, нет, нет! — твердил я снова и снова. Я попытался себе представить другого Хиноко, доброго. — Ты не хотел, я знаю… Я всё равно люблю тебя! И прощаю! — прошептал я, сглатывая слёзы.
        Немного успокоившись, я встал и пошёл дальше, стараясь не смотреть на ноги. Идти стало легче, хотя голова кружилась сильнее, чем раньше. Солнце клонилось к закату, и я подумал, что надо спешить, ведь каждая секунда может стоить жизни моему другу. Я ускорил шаг, а потом побежал.
        Некоторое время спустя слева я увидел реку, а по обеим сторонам начали попадаться деревья, которых становилось всё больше — тропинка углублялась в лес. А ещё через пару минут я понял, что уже недалеко то место, где всё произошло, и перешёл на шаг. Вот тот дуб, а вот и камень, на котором спал Голдак. Я увидел на земле пятно выгоревшей травы и невольно поёжился. Итак, я вернулся. Вот только что делать дальше?
        Набрав побольше воздуха, я что есть силы крикнул — позвал Хиноко по имени. Прислушался, но ответом мне была тишина. Тогда я пошёл по тропинке, продолжая звать друга, но всё безрезультатно. Мне стало страшно, неужели я уже опоздал? Я побежал, некоторое время по тропинке, а затем свернул в лес и полез сквозь заросли. Ветки нещадно хлестали по ногам, но я не обращал на это внимания.
— Хиноко, я тут, прости меня! — кричал я снова и снова, но ничего не происходило. Я бежал всё дальше и дальше, не разбирая направления, пока в какой-то момент не упал на землю, споткнувшись.
        Вставать я не стал, надежда оставила меня. Болела голова, и я сильно ослаб. Наверно, поднялась температура. Что теперь делать? Друга я не нашёл, зато теперь лежу один, совсем больной, непонятно где в лесу, где меня точно никто не найдёт и не спасёт, да ещё скоро наступит ночь. Полное отчаяние охватило меня, я уже ничего не хотел, просто лежал и плакал.
        Не знаю, сколько я так пролежал, но в какой-то момент я услышал шорох. Сделав над собой усилие, я поднялся и увидел, что невдалеке стоит Голдак. Я растерянно посмотрел на него, а он махнул мне рукой, приглашая за собой, и, не дожидаясь ответа, побежал куда-то сквозь лес.
— Подожди! — попытался крикнуть я, но голос охрип. Я собрал остатки сил, встал и побежал за ним. В эти минуты я не думал, зачем он мне помогает, и помогает ли вообще, я просто обрадовался тому, что можно на кого-то положиться, и верить, что он чем-то поможет, просто идти за ним и ни о чём не думать.
        Голдак уверенно двигался вперёд, выбирая довольно лёгкие пути сквозь заросли — теперь ветки почти не били по ногам, только трава гладила их, терпеть это было легче. Перед глазами у меня плыло, я сосредоточил мысли на покемоне, который меня ведёт, и практически ничего, кроме него, не видел. Наконец, мы пришли.
        Голдак вывел меня из леса к берегу. Тут реку с обеих сторон окружал нескончаемый лес, ни поля, ни тропинки, по которой я шёл, видно не было. Прямо передо мной, на песке, сидел мой друг, Хиноко, и смотрел на меня, растерянная радость читалась в его глазах. Из последних сил я побежал к нему, ноги не слушались, увязали в песке. Добравшись до Хиноко, я сел на колени, не думая о боли, взял друга на руки и прижал к себе. В эту секунду опять в голове мелькнула картинка, где Хиноко смотрит на меня со злобой. Отогнав эту мысль, я прижал его покрепче.
— Хиноко, друг мой, прости меня, — шептал я снова и снова, мои слёзы падали на него. Мы посмотрели друг на друга, и я увидел, что глаза Хиноко опухли так, будто он плакал много часов без перерыва. И сейчас у него снова под глазами повисли капли. Плача, он отводил взгляд вниз, я понял, что он тоже просит у меня прощения.
— Я не сержусь на тебя, — сказал я, улыбнувшись. Хиноко вновь посмотрел на меня, на его лице появилась радостная улыбка. Он выпрыгнул из моих рук и посмотрел на мои ноги, а потом снова поднял взгляд. Я почувствовал, что, хоть я и простил его, сам себя он простить не может. Хиноко снова плакал, и его слёзы капали мне на ноги, но больно не было. Затем он наклонился и начал зализывать мои раны.
        Я не поверил глазам. Там, где Хиноко касался ног своим шершавым языком, волдыри начали исчезать. Буквально за мгновения все ожоги превращались в чистую, здоровую кожу.
— Так не бывает, — прошептал я. Боясь, что чудо закончится, я вытянул ноги вперёд, чтобы Хиноко мог вылечить и голени. Что это? Чудодейственная сила слёз покемонов? Или слюны? Я ни разу не слышал о таком.
        «Это не слёзы и не слюна» — услышал я голос у себя в голове, — «это сила дружбы».
        Я посмотрел по сторонам, увидел, что Голдак смотрит на меня, и понял, что это он говорит со мной. Голдак между тем продолжал:
        «Дружба и преданность способны на многое. Хиноко любит тебя и предан тебе. Он сразу раскаялся в том, что сделал, но испугался и убежал, когда за тобой пришли люди. Он боялся, что ты его не простишь, поэтому не стал тебя искать, он не знал, что делать дальше, был в полном отчаянии. Честно говоря, я тоже думал, что ты не простишь его».
        Я слушал Голдака, вытирая слёзы рукавом всё той же пижамы и поглядывая на ноги. Хиноко почти закончил, боль уходила, голова перестала кружиться.
        «Спасибо тебе, человек, ты вернул мне веру в людей. Я видел многих из вашего племени, но ты — самый добрый из них. Все ошибаются, и люди, и покемоны, однако далеко не каждый способен просить прощения за свои ошибки и прощать другим чужие».
— Спасибо… Спасибо тебе за всё, — прошептал я покемону. Подумать только, а ведь я его поймать хотел, а он оказался таким… Не знаю каким, но смогу ли я теперь ловить диких покемонов, если они совсем и не дикие, по крайней мере, некоторые из них?
        Я хотел извиниться перед Голдаком, но не знал, что сказать. Тут сумасшедшая мысль забрела мне в голову. А что, если?.. В любом случае, я ничего не теряю.
— Скажи, ты не хочешь… пойти с нами? — последние слова я произнёс очень быстро и сразу застеснялся их. Голдак тепло улыбнулся мне, по-отечески похлопал меня по спине. Зыбкая надежда рассыпалась в прах.
— Ты прав, — сказал я, опустив глаза. — Не мне тренировать таких, как ты. Но как мне теперь ловить покемонов, искать новых друзей среди вас? Не каждый ведь сможет говорить со мной, как я узнаю, хочет ли он идти с нами?
        «Ты сможешь понять, я верю в тебя» — ответил Голдак. — «Слушай своего сердца, оно поможет тебе сделать правильный выбор».
— Я запомню. Ещё раз спасибо тебе.
        «Прощайте! Будьте счастливы!»
        Солнце уже село за горизонт, и сейчас быстро темнело. Голдак повернулся и пошёл к реке, вошёл в воду и поплыл к противоположному берегу. Мы смотрели ему вслед, пока он не скрылся из виду.
— Прощай, — тихо сказал я.

        Лес покрыла ночь, на небе появились звёзды. Я сидел всё там же, на берегу, сняв сандалии, вытянув ноги и наслаждаясь тем, как их ласкает прохладный ветерок. Хиноко мирно спал, свернувшись в клубок. Потом я лёг на песок и начал смотреть на звёзды.
        Наш путь только начинался. Впереди нас ждало много интересного и неизведанного, нам многому ещё предстояло научиться, но сегодня я получил один из важнейших уроков жизни. Мама говорила, что быть тренером покемонов значит не только знать всё об атаках, преимуществах типов и прочих нехитрых премудростях. Тренер должен научиться жить, научиться любить, верить и прощать. Тогда я не понимал, что значили эти слова, теперь же я мысленно поблагодарил маму и пообещал, что буду помнить это всегда.