Дорогие мама и папа.
Прошу прощения за то, что не давала знать о себе так долго. Да и сейчас, скорее всего, не расскажу всего… Сейчас я временно в городе L; и мне бы ещё объяснить теперь, как вообще в другом регионе оказалась…
Наверное, сразу скажу, что институт - не закончила. И боюсь, какое-то время у меня точно не было никаких сил ни слушать об этом, ни показываться кому-либо на глаза. Что говорить - почту не проверяю до сих пор, поэтому не читала и ваших писем, если они и были. Простите и за это тоже.
А если совсем честно, училась не плохо, но просто поняла, что не могу больше приезжать. И была другая причина, куда серьёзнее, о чём в этом письме я не расскажу.
На самом деле у меня всё хорошо, правда. Помните, когда я уезжала в прошлый раз… В общем, мне тогда эту работу внезапно и предложили. Сотрудником в филиале лаборатории профессора Оука по изучению редких видов покемонов. Но это так, слова одни… Никакими исследованиями конкретно нам заниматься не приходиться, конечно, чему я страшно рада. Да и кто бы меня туда допустил… Суть в том, что под мою опеку предоставляется какая-то часть яиц из инкубатора, а моя задача – о них заботиться, как до вылупления, так и после.
И увидела я в этом тогда какую-то иронию - раз я сама ничего не смогла, значит, мне теперь только о малышне заботиться. Ну и согласилась, конечно же.
А потом у меня появилась
Лайни. Тогда понита, а теперь рапидаш - огненные искры, светлая радость, так похожая на пламя: тёплая, живая, согревающая. Которой можно поделиться с другими, не боясь, что наткнёшься на стену холодного непонимания, чему тут, собственно, можно радоваться.
Такая, какой я себе позволить быть уже не могла. А с ней - кажется, что всё же могу, и уже не так страшно. Наверное, втайне я люблю её больше всех.
Вообще, смеяться будете, наверное, когда узнаете, какого покемона мне дали самого первого. Чармандера. Можете себе представить, ага? Мне бы что-нибудь травяное, тихое, мирное... А тут и вовсе дракон.
И всё же - что с ним, что с Лайни никогда не было проблем. А позже я решила, что то, что именно он мне попался первым, это всё-таки знак. Огонь - это ведь не только самая безудержная стихия, это ещё и тепло. Которое я сейчас как никогда должна уметь дарить всем, о ком забочусь. Я дала ему имя
Тхэнн, в древнем нездешнем языке из одной книги это слово означало и "дракон" и "защитник", и оказалось, что подходит идеально.
А потом мне открылась другая сторона огня.
Мало кто вообще знал, что рядом с городом есть лес. Он был надёжно укрыт окружавшими его холмами, а в больших городах всё меньше обращают внимание на то, что вокруг. Как я туда попала - целая история. В общем, так называемая банда грабителей там скрывалась, которую не могла разыскать полиция, поэтому даже добровольцев нанимали. Ну а я, конечно, ввязалась. Но если больше некому…
А хвалёная банда оказалась компанией ребятишек, мелких совсем, лет тринадцать старшему, не больше. Бандиты, тоже мне…
Конечно, был и кто-то, кто за всем этим стоял, кто подначивал – да разве найдёшь теперь его… Уж у него-то этих озлобленных подростков хватало по всему городу... А ловить этих, обвинять в чём-то – всё равно толку нет.
Знаете, что они мне сказали?
Что им просто обидно было. Что так нечестно, когда у других хорошие покемоны – а они ни разу не возвращались из лаборатории ни с чем ценнее яйца пиджи или вурмпла. И даже когда кто-то из них сертификат смог получить, что ли, дающий право на воспитание редких видов, ситуация не изменилась – вот не везло просто, и всё, хоть ты тресни…
«А что молчишь, не так, что ли? Конечно… Тебе-то хорошо, таких, как у тебя, и в лаборатории нет... Или вон, может, снизила своего мне подаришь?»
Я могла, конечно, сказать, что покемон – это в первую очередь друг, а друзей не дарят, это неправильно. И вообще - у хорошего тренера любой покемон хорош.
Могла сказать, что рано или поздно всё равно повезёт, и дадут на воспитание кого-нибудь редкого.
Я ничего не сказала. Может быть, в тот момент я действительно проиграла им, и неважно, насколько мои покемоны были сильнее. Просто потому, что мне нечего было ответить, и нечем помочь.
Мне советовали сражаться с их летающими покемонами , но я больше полагалась на своих, огненных. Конечно, по всем законам жанра лес должен был разом вспыхнуть, словно спичка.
Этого не случилось.
Была совсем ранняя весна, солнце ещё не набрало силу, кругом грязь и слякоть – какой уж там лесной пожар…
Но одно старое дерево стояло совсем высохшим. А баттерфри этих мальчишек… В общем, когда дерево загорелось, он туда бросился, прямо в огонь.
Я сначала обрадовалась лёгкой победе. Даже хотела продолжить атаковать, когда ещё не заметила, что горе-бандиты воспользовались моментом и разбежались. А потом-то я и заметила то, что не видела с самого начала. На мёртвом дереве всё же кипела жизнь. Их много там было - метаподы, какуны, силкуны. И никому не спастись.
А он пытался всю эту мелочь из огня вытащить, по одному. Нет, всё в итоге закончилось хорошо, даже для него. И всё же - мне до сих пор покоя не даёт, что я даже не сразу бросилась ему помогать.
И знать бы мне, что я потом его в приюте увижу…
Что тут поделать – многие отпускают слабых ненужных покемонов. И я тогда точно поняла, что забрать его себе – это, видимо, большее из того, что я могу для него сделать теперь. Так было нужно.
Как я баттерфри назвала - вам, наверное, лучше не знать, хотя и так догадаетесь.
Знаете, наверное, это и было последней каплей.
Я стала бояться живых. Этой их хрупкости. Своей тоже, но чужой хрупкости и беззащитности – много, много больше. Возможно, я и правда свихнулась уже, и мне стоит проводить больше времени с людьми, чем с покемонами. Но ведь не смогу уже. Нет, конечно, я всё ещё один из сотрудников лаборатории, если это можно так назвать. И своих покемонов никому не отдам, я за них в ответе. Наверное, это единственная ответственность, от которой я пока не отказалась…
Когда у меня появился покемон-призрак,
Коури - первая из многих потерянных душ, которых я зачем-то попыталась приютить, конечно, стало ещё сложнее. Намного сложнее.
У тренера покемонов вообще не такая простая жизнь, как может показаться.
Сейчас я скучаю по времени, когда мне ещё снились вы; как будто я внезапно вернулась домой, и мне рады. Потом, конечно, просыпалась, а в конце концов и вовсе стала сомневаться, что реально.
Сейчас я почти не вижу снов. Вернее, так – то, что я вижу, снами названить никак нельзя. Иногда ночью я открываю глаза – и не могу понять, мои ли это глаза, я и ли это сама. Кажется, я вижу обрывки чужих жизней. Страшных жизней. Половины, конечно, даже не осознаю, но и того уже достаточно, чтобы понять, насколько счастливый я человек.
В общем, я на всякий случай завела себе
мушарну Кристабель, хотя ей не пользуюсь, потому что чертовски жаль забывать сны, даже страшные.
Ну и всё, наверное. Если что-то забыла – потом ещё напишу. Впрочем, не знаю даже, смогу ли отправить это письмо.
Очень хочется вернуться в родной Хоэнн. И боюсь, для этого пока нет никакой возможности...
А фотографию прикладываю, как обычно.
Всегда ваша, Йолли.
---
С опозданием приношу извинения сотрудникам газеты. Мы договаривались об интервью, но за целую неделю я так и не смогла ответить на вопросы, которые вы прислали мне. Ни на один.
Тем не менее, я пересылаю вам своё письмо, последнее из неотправленных. Может быть, оно сможет удовлетворить ваше любопытство. И скорее всего, для меня это и есть единственная возможность, что оно всё же дойдёт до адресата…
Сотрудник лаборатории профессора Оука по изучению и выведению редких видов, Иоиль Найф