- Смотри, какое небо ночное мрачное, - Шарки указал лапой наверх. - Само темное, а облака еще темней, почти черные.

- Белые они, - сонно буркнула Майти.

- А?

- Облака белые, говорю. Темно просто.

- Но сейчас-то они черными кажутся.

- Это неважно, какими они кажутся сейчас. Они всегда белые. Просто об этом забывать не надо. Не забывай, хорошо?

Урсаринг помолчал. Потом сказал:

- А луна на солнце похожа, только покусанное. И светится почти так же ярко.

- Луна как раз совсем никакая, - пробормотала майтьена. - Она всего лишь солнечный свет отражает - свет есть, а тепла нет. Как в том анекдоте про фальшивые елочные игрушки. Я бы ей не доверяла... хотя зря, наверно.

- А звезды? - подозрительно спросил Шарки.

- А что звезды? Звезды - это хорошо. По ним можно ориентироваться. Но, знаешь, иногда они просто берут и сгорают. И никто даже и не заметит, что одной звездой стало меньше - их же миллиарды, попробуй за всеми уследи... разве что самые яркие или самые знакомые. Только вряд ли нужно из-за этого сильно расстраиваться. Не знаю, мне бы на их месте было печально вот так сгореть и знать, что куча хороших людей из-за меня страдает.

- Майт, что с тобой? - удивился урсаринг. - Ты теперь философ?

- Нет, - лениво откликнулась майтьена, даже не открывая глаз. - Помнишь, я говорила, что толстая?

- Ну.

- Так я сегодня днем нажралась этой их хваленой "Макфы", от которой не толстеют, и всего через пару часов у меня было предостаточно времени, чтобы подумать о вечном...

Кажется, Шарки, фыркнув, сказал еще что-то, но майтьена его не слушала.

Спина урсаринга была теплой, мягкой и ужасно уютной. Майти было хорошо.