Выцветшая статуя мышонка — со смешными ушами, в комбинезоне, тусклая желтая — напоминала о счастливых днях. Здесь кто-то радовался первым успехам покемона, кто-то торговался со стариком в синей одежде за перьевого Зекрома. Смех привычно смешивался с ароматом чая, лес шумел вдалеке: прозрачный, уютный, рассказывающий свои истории на просторном пастбище. Лидер стадиона водил экскурсии к лаборатории и сидел на лекциях, где совсем юные тренеры слушали более опытных. Шорох страниц перебивался только шелестом перьев: их считали, ими обменивались, их дарили и снова носили в магазинчик с витриной из синего стекла.
Теперь статуя мышонка покрылась сеткой трещин.
Солнце захлебнулось в облаках, затопивших небосклон по самый горизонт. Облака сыпались пеплом, черный дым цеплялся за верхушки елей и сосен — деревья тоже меняли свой цвет. Город внезапно забыл, как дышать жизнью, потух, стал неразделим с пеплом под ногами.
Сколько прошло? Дни, месяцы?
Дикие покемоны в окрестностях попрятались. Говорили, что ушли до следующего города — в сторону R, или того, что мрачен, а дождь там сливается в небоскребы, впитывается в асфальт, но у этого города есть защитник.
У города L — нет никого.
Пепел кружится мелкими хлопьями, напоминающими снежную хрупку. Только на ладонях хлопья превращаются в сажу, мажут серым, напоминают о гибели. Нет ни воя сирен, ни паники. Страх сковал всех туристов, покемоны угрюмы, молчаливы. Состояние их ухудшается после визита в пепельную рощу — они выпадают из реальности, засыпают самым крепким сном. Покецентр переполнен: ни врачи, ни медсестры не справляются. Покемоны-целители остаются на ночь у постелей. Аромат кофе щекочет ноздри, перекрывая запахи лекарств.
Стены покецентра выкрашены нежно-голубым.
Лидер раздает кофе на улице, фонари разбавляют маслянистую темноту. Там, начинают ходить у выживших слухи, среди облаков, в бездне глубокой — клокочет что-то, светится ярко, и кожа тренеров покрывается загаром, если смотреть на это создание слишком долго.
Мурашки усыпают руки.
Жутко становится, пусто. Одинокая патрульная машина скрывается за углом. Оранжевый огонек арканайна на переднем сидении тлеет последней далекой точкой.
Чашка кофе в одной, в другой — прибор. Загадочный, неясно откуда он взялся. Прибор тихо похрипывает, и звук этот со временем нарастает, становится четче. Так звучит угроза, неясная гибель. Как смертельная волна во время цунами. Хруст, хруст. Прибор не умолкает, этот звук, это эхо катастрофы повсюду. В покецентре, под фонарями, в лесу, где пожухла трава.
Жутко, пусто, зябко поежиться можно.
Города нет, и если свернуть с главной улицы, точно наткнешься на пидавов или пиджи кверху лапками. Тех, что помладше сюда не пускают — огородить пытаются, отсрочить неизбежное. Потом на пустых улочках, ближе к скоплениям оказавшихся в плену людей, приходят они. Электрайки, блеклые и взъерошенные, хондары, больше не кажущиеся такими зловещими... Теперь они выглядят печальными, напуганными. Почены воют где-то в стороне широкого пояса леса. У псов холодные носы, жалобные взгляды. Они просят объедки, крошки, рады каждой ягоде.
У города нет больше ни красок, ни звуков, тени проглотили сами себя. Теперь только шуршание пепла под ногами, боязливый шепот и глухой шум прибора, оседающий в памяти.
Говорят, что конец света выглядит именно так. Только смешной мальчишка с подтяжками готов с этим поспорить.
Он подходит к тебе и дергает за рукав.
— Мы должны, — твердо говорит он, — узнать правду.