«Маленький мальчик, устало бредущий
Вслед за болотным огнем
Звать перестал...»
Темнота сгустилась, обступила со всех сторон, превращаясь в теневой коридор с плотными стенами.
Воспоминание нахлынуло, погребило под собой смертельной волной.
Ти выдохнул.
Он не мог разглядеть ничего, даже собственных рук. Старое поместье проглотило, будто его заполнили призраки, способные навевать иллюзии. Но здесь, на острове, водились лишь ядовитые покемоны. Или огненные.
«Здесь был пожар, — сказал вожатый бесцветно.»
В особняке случился пожар, который выгнал отсюда любую жизнь. Не было больше танцев, пышных банкетов, радостного смеха — лишь темнота, рваные обои, дырявые полы. Копоть въелась в нутро дома, стала жить здесь, а заодно притянула облака ядовитых коффингов, скопления зловонной слизи граймеров. Косые тени, освещавшие галерею из разбитых окон, придавали чарующий вид. И это место тоже не было для детей безопасно — брошенное, наполненное ядовитыми испарениями и угольками огненных покемонов.
Огонь съел сердце поместья, обескровив его. Жизнь потухла, лишившиеся крова люди — или человек — ушли, оставив свидетелей происшествия на своих местах. Гобелены, резные окна, коллоны и статуи — молчаливые стражи покоя. Прекрасное место, чтобы спрятаться. На чердаке, должно быть, свили гнезда морские птицы. Но огненные...
Ти поймал уже гроулита, еще коффинга... И вот теперь, заметив блеск впереди, рванул к нему. Огонек плыл по темноте, а дальше... Дальше тьма заключила его в объятия. Ни звуков, ни красок... Только зловоние. Видимо, коффинг, которого он поймал, выбрался из сафарибола, или за ним пришли на выручку. Словом, запах стоял ужасный, и он снова попытался осмотреть ладони.
Теперь они были закованы в изумрудную броню.
«Что?!»
Виски заболели; он напоминал видом Рейквазу, только за спиной еще был фиолетовый плащ. Темнота теперь расступилась вокруг, и словно признала своим.
И появился свет, и зазвучала музыка... Тревожная, с отголосками органа и звуков карнавала? Тяжелая, как шаг незванного гостя. И Ти двинулся вперед.
«В., Д., С Днем рождения.»
В солнечном сплетении вспыхнуло маленькое солнце — оно было оплетено сталью, как из старой сказки про братьев. Подарок от матери? Почему Ти кажется это правдой?
Амулет горел в сумраке ярче всего, и почему-то... Будто тянулся куда-то. Ти двинулся по лестнице.
Пропасти ртов каминов, где темнели угли, открывались перед ним. Пожар, пожар...
Тигр, тигр... Кто занес пламя? Поджог? Покемон, силу которого пытались обуздать? Может, здесь жил одинокий коллекционер, и в его руки попал легендарный огонь... Молтрес, вызывающий извержения вулканов. Хо-ох, исполняющий желания. Энтей... Или кто-то еще... Может, это было пламя дракона?
И вспыхнули занавески, огонь размашисто слизнул мебель, а за ней — другие комнаты, вырвался диким зверем в коридор.
Под броней стало душно, почти так же, как на вулкане, закружилась голова.
«Прячься, и не смей вылезать. А я пойду найду В...»
Клочок воспоминания из прошлой жизни вспыхнул и растворился в огне. Дома был пожар, в месте, похожем на дом, он тоже был...
«Мама?»
Амулет вел по коридорам, этажам, галереям... И был лишь мрак, сырость, ядовитые облака лилового цвета.
Внезапно все погасло, и Ти замер под портретом — фигур было несколько, но из-за высоких температур краски вылиняли, а сажа доделала свое дело. Невозможно было узнать, кто изображен. Семья? Одинокий граф? Прекрасная хозяйка этого места?
Амулет больше не горел. Ти обернулся, пытаясь отыскать выход. Внезапно из коридора показалась искра — всполохи пламени, яркие, мерцающие, переливающиеся. И мальчик бросился за ним, словно за мотыльком, как за путеводной нитью, готовой выскользнуть из рук...
Снова были лестницы и подъемы, залы, вспышки молний в зубастых окнах, пролеты и узкие коридоры.
Медное пламя замерло у зеркала.
Ти ступил к нему, жмурясь — таким ярким оно было. И почувствовал, что обжегся.
Он поднял голову, встречаясь глазами с отражением. В нем он увидел другое, не свое лицо. И пламенные руки, тянущиеся к нему.
Зеркало разбилось.
Ти упал, проваливаясь в пустоту.
Ти упал.
Грифон сразу же засуетился рядом.
— Эй, Ти! Ты меня слышишь?
Он упал на спину, под ладонью хрустнуло.
«Осколки?»
Под рукой оказался сломанный гроулитом, с необычным внешним видом, сафарибол. Второй же, качнувшись, щелкнул прямо перед ним.
— Он не хотел выпускать нас.
Точно, гроулит перегродил выход наружу из поместья. Второй пес за сегодня вводил его в заблуждение, и он снова видел картинки из предыдущей жизни.
— Все в порядке, — Ти сгреб сафарибол рукой, ищя трость взглядом, — нам пора возвращаться.
Грифон потянул вверх за плащ, уже вечерело, в лагере ждал вечерний костер.
Ти казалось, что это место он увидит снова.
«Мальчика взял он и краткой дорогой,
В сумраке ярко светя,
Вывел туда, где с тоской и тревогой
Мать ожидала дитя.»
Твоими глазами видеть мир очень больно. Но он очень живой.