Ух ты, пирожки! Вечерком у камина с кофем самое то. Сяп :3

Реф присела на пол, прикрыв глаза. Пункт обогрева пах огнем и выпечкой, и еще чем-то неведомым. Рядом уселся Дэвид, все еще с наушниками в ушах, в солнечных очках. Как быстро летит время.
Возможно, ее время тоже подходит.
Реф мысленно окинула взглядом все, что произошло за последнее время. В этом месте, даже несмотря на целый ворох различных событий, время текло медленно и вязко. Оно позволило ей взять паузу, выдохнуть, когда опоры под ногами не было, а внятного ответа на вопрос "кто я?" - не существовало.
Его и сейчас не существовало. Реф еще была не готова.
Но возможно, пора было искать новую точку опоры.
Кто знает, куда ветер занесет Ламповую Моль завтра? Ее путь не начерчен заранее, а прежние эскизы жизни оказались пустыми рисунками. Ей почти что не на кого опереться. У Данте всегда будет память о Вергилии, у Гостли - о пункте, у Мидаса - о ЛОАМ... а что определит то, как она полетит в завтрашний день?
Реф не знала, не хотела думать.
Сегодня еще можно забыться.

Темная шерсть протиснулась в пункт обогрева, туманной дымкой укутывая пол. В лапах Зороарк держала корзинку - она так не могла расстаться с ней после Сафари. По-хозяйски подойдя к столу, покемон принялась выкладывать всё, что она принесла.
Пирожки с тайной начинкой, маленькие шоколадные пироженки, рецепт которых Зороарк когда-то попросила у Кроки. Дальше из корзинки были вытащены цветы, моментально украсившие стол и... чёрно-белое яйцо.
- Спасибо за всё, Дарующая Тепло, - улыбается Зороарк, протягивая яйцо хозяйке пункта обогрева.
По его скорлупе тихо пробегает тоненькая трещинка.

в ожидании...

На кончиках пальцев осталась пыль.
Она въелась, сбежала с книжных полок, точно ищя спасения, и Вергилий задумчиво наблюдал за танцем мельчайших частичек.
Острое зрение характерная черта птиц, и тот навык, что не угасал в нем с бегом времени.
Интересная метафора. Времени приписывают то легкую поступь, то скоростной бег, точно оно было спортсменом и участвовало в дисциплине спринтеров. Забавно, как люди обволакивают нематериальное в материю — наделяют чертами, натягивают кожу, облачают в скелет, пытаясь постичь. Увидеть. Почувствовать невидимое.
Людям нужны константы. Отрезки, а не лучи, у которых были точки отсчета, но не пункт назначения. Люди пытались понять и покемонов, или, порой, управлять временем, или пространством через тех, кто все это нематериальное воплощал.
Но посмотрите на Диалгу: его неспешный вальяжный шаг, его величественную неторопливость и некоторую неповоротливость.
Вергилий моргает.

Гостиная развертывается под сапогами, за изображением приходят цвета, запахи, звуки... Ход часов, треск поленьев в камине, сочный аромат ягод, и вот под пальцами шелестит листва, а белспрауты или санфлоры подставляют свои лепестки-руки солнцу.
Крошечная тэйллоу касается острыми крыльями воды. Гнездо где-то в опасной пасти скал, но птицам все равно. Как-то Данте умудрился сравнить оперение ласточек с его старым синим плащом... Разве что ласточек у плаща было три, а не две, как на хвосте покемонов.
Грубая, но пушистая шерсть зигзагунов. Она мелькает под ногами, напоминая ковер, среди них выделяется парочка: один сияет медью, другой — черно-белый, и в зубах его очаровательный готичный чайничек.
Его можно даже окликнуть.
— Данте.
Покемон оборачивается, и глаза его лучатся алым.
Всполохи ускоряются, в пункт обогрева приходят разные люди, разные покемоны: влажная чешуя и чей-то панцирь, который помечен рубцом; шерсть густая черная и разноцветные глаза в объятьях подушек; а вот и розовая мягкая нежность, которая сама льнет к рукам, и в воздухе звенит знакомая-незнакомая Песня, которая способна усыпить страшную темную тучу, что мечет молнии. Одни тренеры оставляют яйца у камина, другие — просто заглядывают в окна, проходя мимо, но они тоже будут скучать по этому месту.
Ладонь Данте ложится на плечо.
— Замедлись-ка.
События перелистываются, точно страницы в книге, но теперь пальцы почесывают Диалгу по шее.
— Ямато, будь любезен...
Порыв снега, из-за которого Вергилий думает о детях Синно, вихрем рассыпается на мягкую скорлупу, точно она ртуть, и серебрится в языках пламени. Мелтан моргает позолоченной глазницей, а мимо левитирует сгусток энергии из глубин далекого космоса. Необычная легенда теряет по дороге капли тела, которые подвижно возвращаются к нему — существо вне невесомости и оболочки. Возможно, где-то там, далеко-далеко, бродит Арцеус, возможно, даже вместе с их отцом, скачет, выбивая искры из звезд, но вот огонь обжигает теплом ладони.
Сталь не любит огонь, но одна девушка дремлет у камина, заснув с яйцами на коленях. Кресло это порой заменяет и Гостли, и ее бесчисленные полосатые нарушители спокойствия — снова цокот когтей по дереву, куда-то туда, наверх, в распахнутые объятия... Тьмы.
Пальцы Данте соскальзывают с плеча, Вергилий вновь ощущает себя одиноким. Только ножны катаны в ладони.
Плюшевая фигурка шайни-Гиратины в маленьких ручках Неро, она появилась так же внезапно, как и сам ребенок, возможно, это проделки Данте, но вероятнее — судьба смеется ему в лицо, но второй этаж погружает пространство во тьму. Вязкую, от нее пахнет давнийшним пожарищем; Вергилий не уверен, что он приходил на пепелище их семейного особняка.
Рваные крылья хлопают где-то из далека.
Он оборачивается, чтобы пальцем потянув за цубу, обнажить катану, и заблокировать удар.
— Это сражение...
Голос его звучит холодно, отстраненно, и шум дождя пока не упал на его с Данте плечи всем своим ревом, а волосы не размыло к плечам.
Палкия на Диалгу. Ямато к Ребеллиону.
Им по девятнадцать, и яркие цвета их плащей возвращаются, как и рев дождя.
Тогда он победил; и лезвие Ямато оказывается в чужом животе.
Алое на алом.
Дождь смоет потом и кровь, и слезы, и оставит недосказанность, что сейчас вилась в тугие нити, переплетаясь в узор скатерти на столе.

Вергилий моргает.
Ступени вновь принимают на себя тяжесть веса, и Данте опускается на них. Прыжок по времени, еще один — по пространству, секунда, и это совсем не та скорость, что могут вообразить люди. Главное ведь пережитые эмоции, все это тепло, что подарило это место.
Данте помнит и трещину, и треснувшего мальчика с тростью и запахом моря, и фонарь над домиком, и рубку дров, и фигурку слегка подозрительного мужчины, с бирюзовым дитто на плече, и пиццу алольскую, и то, как трещала ткань мироздания, чтобы они снова встретились.
Гиратина тогда пришла во время поединка под дождем, задвинула их семейную драму, запустила рябь по ткани мироздания, и им даже, вы только представьте, пришлось объединить усилия, но Вергилий предпочел упасть в Искаженное Измерение.
Сейчас Данте уже собирал языком клубнику из вкусной ягодной корзинки, пачкая щетину кремом, которую успел схватить со стола во время короткого путешествия во времени.
— Как быстро летит время.
Вергилий усмехается.
Да, а еще время умело летать, хоть крылья были частью Палкии. Но точнее и не скажешь, а в любую дверь можно зайти с обоих сторон. Ладно, почти в любую.
— Это неизбежно. Но где конец, там новое начало.
Вергилий вдыхает полной грудью, гладит рукоять ладонью, это место открыто для всех, и даже приняло такого, как он. Нужно ли ему что-то сказать Гостли?
— Узнаю короля драмы. Знаешь, с той стороны... Впрочем, ты и сам знаешь, какого там. Но это прощание...
Мужчины двумя темными фигурами находились у лестницы, чтобы не быть помехой для приходящих. Кто-то, может, и хотел поблагодарить хозяйку за гостеприимство, а покемоны — за место рождения.
— Мы всегда будем рядом, вот что я хотел сказать.
Вергилий тоже садится на лестницу, касаясь коленом острым колена Данте. Легенды незаметно скрылись в покеболы, и их точно так же можно незаметно достать.
— У тебя, — палец касается собственного носа, — здесь крем.
Данте облизывается, а в уголках глаз вновь собираются паутинки морщинок. Улыбка расцветает на лице, как весна за стеклами — пока незаметно, но искренне и наверняка, но пока лучше в секрете.
Неуклюжий младший братец будет рядом всегда и везде.